Она потянулась, расправляя мышцы, одеревеневшие за время долгой поездки, потом захлопнула дверцу машины. Звук захлопывающейся дверцы эхом отозвался наверху, в горах, и внизу, в городке. И это был единственный звук, раздавшийся в сумеречной тишине.
Дженни постояла минуту-другую возле багажника «понтиака», глядя вдоль Скайлайн-роуд в сторону центра Сноуфилда. Все было по-прежнему неподвижно.
— Я бы могла здесь жить вечно, — заявила Лиза, обхватывая себя руками от холода, но радостно вглядываясь в открывшийся ее взгляду городок внизу.
Дженни прислушалась. Эхо, вызванное хлопком дверцы, растаяло, но на смену ему не возник никакой другой звук. Только легкие, в южную сторону, дуновения ветра.
Бывает тишина — и тишина: различные ее разновидности не похожи друг на друга. Скорбная тишина в обитой черным бархатом и устланной толстыми коврами похоронной конторе сильно отличается от мрачной, холодной и жуткой скорбной тишины в спальне вдовы. Дженни казалось очень странным, что царившая в Сноуфилде тишина как будто бы несла на себе отпечаток скорби. Она, однако, не могла понять, чем вызвано у нее такое ощущение, да и откуда оно вообще возникло. Она подумала о той тишине, которая бывает теплой летней ночью и которая на самом деле вовсе не тишина, но причудливое сочетание хлопанья крыльев бьющейся о стекло ночной бабочки, стрекота сверчков и чьих-то шорохов в траве, потрескиваний на веранде и других с трудом различимых звуков. В безмолвной дремоте Сноуфилда тоже было нечто похожее, она рождала ощущение, что где-то рядом идет лихорадочная деятельность — что-то движется, звучат голоса, кто-то с кем-то борется, — но все это происходит на грани и за гранью человеческого восприятия. Однако было в этом безмолвии и нечто большее. Есть ведь еще и особая тишина зимней ночи — тишина глубокая, холодная и бессердечная, но скрывающая в себе ожидание, что по весне все взорвется звуками пробуждающейся, растущей жизни. В этом безмолвии тоже было скрыто ожидание, и оно-то и вселяло в Дженни чувство тревоги.
Ей захотелось позвать кого-нибудь, окликнуть: «Кто тут?» Но она не стала этого делать, на ее крик могли выйти соседи, которые сейчас спокойно сидят по своим домам, и тогда она оказалась бы в глупом положении. А врач, который в понедельник на виду у всех повел себя глупо, во вторник лишился бы практики.
— ...жить здесь вечно, всегда-всегда, — говорила Лиза, все еще не в состоянии прийти в себя от восторга, вызванного красотой этого горного городка.
— А тебя ничего... не настораживает? — спросила Дженни.
— Что именно?
— Тишина.
— Что ты, мне она нравится! Здесь так спокойно.
Вокруг действительно было спокойно. Ни малейшего признака беды, никаких причин для волнений.
«Тогда отчего же мне так чертовски не по себе», — подумала Дженни.
Она открыла багажник и достала оттуда вначале один чемодан Лизы, потом другой.
Лиза подхватила второй чемодан и полезла в багажник за сумкой с книгами.
— Не перегружайся, — сказала Дженни. — Все равно придется еще пару раз сходить.
По лужайке они прошли до выложенной камнем дорожки и направились по ней к парадному крыльцу, вокруг которого в янтарно-красных лучах заходящего солнца пролегли уже во все стороны удлиняющиеся тени, чем-то напоминающие расходящиеся лепестки ночного цветка.
Дженни открыла входную дверь и вошла в темную прихожую.
— Хильда, мы приехали!
Никакого ответа.
Единственный свет в доме горел в дальнем конце холла, за открытой дверью, что вела на кухню.
Дженни поставила чемоданы на пол и включила свет в холле.
— Хильда?!
— А кто такая эта Хильда? — спросила Лиза, бросая свой чемодан и сумку с книгами.
— Моя экономка. Она знала, в котором примерно часу мы должны приехать. Я думала, что она уже накрывает на стол.
— Ого, экономка! И она постоянно тут живет?
— У нее квартира над гаражом, — ответила Дженни, кладя сумочку и ключи от машины на небольшой столик под огромным зеркалом в бронзовой раме.
На Лизу эти слова произвели впечатление.
— Ого! А ты что, богатенькая?
— Да нет, — засмеялась Дженни. — На самом-то деле экономка мне не по средствам. Но и без нее я тоже не могу обойтись.
Недоумевая, почему на кухне горит свет, если Хильды там нет, Дженни направилась туда через холл. Лиза почти вплотную шла за ней следом.
— Мне надо строго выдерживать часы приема, да еще выезжать на срочные вызовы на дом в три других городка в здешних горах. Если бы не Хильда, мне пришлось бы питаться одними бутербродами.
— Она хорошо готовит? — спросила Лиза.
— Великолепно. А десерты так даже слишком хорошо.
Кухня была большая, с высоким потолком. В центре нее была устроена рабочая зова — гриль и рабочие столы, — по периметру которой на полке из сверкающей нержавеющей стали стояли, лежали и висели кастрюли, сковородки, черпаки, большие ложки и всевозможные приспособления. Шкафы были сделаны из темного дуба, верхняя часть столов покрыта керамической плиткой. В дальнем углу кухни стояли двойная мойка, большая, двойного размера плита, микроволновая печь и холодильник.
Войдя в дверь, Дженни сразу же повернула влево, к секретеру, за которым Хильда составляла меню и списки того, что необходимо будет купить. Именно здесь она должна была оставить им записку. Но никакой записки тут не оказалось, и Дженни уже направилась обратно, когда вдруг услышала потрясенное «Ах!» Лизы.
Девочка прошла к дальнему углу центральной рабочей зоны и сейчас стояла возле холодильника, уставившись на что-то, что лежало на полу около мойки. Лицо у нее было мертвенно-бледным, ее всю трясло.